 «Русское слово: пространство без границ» — таковой была тема встречи в клубе «Культурная линия» с Лидией Григорьевой — поэтом, эссеистом и фотохудожником, радиоведущей Би–би–си.
Она — автор более десятка поэтических книг, романов в стихах, документальных фильмов о Гумилеве, Ахматовой и Скрябине, член Всемирной академии искусства и культуры, Европейского общества культуры и Международного Пен–клуба. Ее стихи переведены на английский, японский, французский, чешский, словацкий, китайский, арабский и другие. Лауреат престижных литературных премий. Вдова поэта, прозаика и мыслителя Равиля Бухараева сегодня живет в двух городах — Лондоне и Москве.
Хутор «Лысый» — Лондон…
В Риге Лидия Николаевна была удивлена и обрадована числом людей, пришедших на эту встречу, — конференц–зал отеля «Авалон» был переполнен.
— Думала, что будет в лучшем случае человек 10–20, — призналась гостья. — Каждому из нас с вами повезло — в том, что мы родились. Мне никогда не приходило в голову гордиться своим происхождением. Но с годами стала задумываться — почему так или иначе сложилась моя жизнь. Почему именно мне довелось родиться в вишневом саду, под августовскими звездами, на маленьком хуторе с названием «Лысый» под Луганском. Там, где живет немало моих родственников со стороны мамы, сейчас происходят страшные события…
Уже в полтора–два года меня увезли с этого маленького хутора на Крайний Север, на море Лаптевых. Папа — полярный летчик, который вместе со своей авиагруппой обслуживал геологическую экспедицию, что в 50–е годы искала там нефть. И теперь эта нефть на шельфе будет разрабатываться.
Мы ждали отца, который должен был прилететь со льдины. А он сажал горящий самолет и погиб, когда ему еще не было 30 лет. Мне было семь лет.
Потом мы вернулись в Луганск, где окончила школу, после жила в Нальчике, на Чукотке, в Казани, Москве. И сейчас очутилась в Лондоне — именно очутилась, потому что неосознанно захотела туда поехать и там жить. Мой муж получил крупную работу, у него были в Лондоне профессиональные и духовные интересы, а у меня были огромные колебания — очень долго жила в самолете между Москвой и Лондоном. Сын служил офицером в армии, погиб и похоронен на Востряковском кладбище в 2003 году…
В детстве–юности болела туберкулезом и побывала во всех возможных противотуберкулезных санаториях СССР — в Одессе, Крыму, а 10–й класс окончила в санатории на Западной Украине, под Ивано–Франковском, в городе Косов. Украинский мой второй родной язык, освоила и гуцульский диалект. Начинала писать стихи на русском и украинском.
Трудности перевода
В стихотворении–триптихе Лидии Григорьевой «Плач по империи» — по моей империи, подчеркивает автор, — есть такие строки:
Разворошив воспоминаний ворох,
Казну времен напрасно не растрачу.
Я, выросшая на ее просторах,
Ее оплачу.
А еще — «Но никакие новые устои не сбили с толку…», «Великую страну делили наспех — ножом по телу». А третье стихотворение триптиха, написанное 10 лет назад, неожиданно заканчивается рижским бальзамом.
— У меня все меня спрашивали, почему нет переводов на английский. Когда приехала, языка не знала совсем, потому что франкоман. И долго не было хорошего переводчика, который попытался бы вникнуть в музыку русского стихотворения. Вот как они перевели такие мои стихи:
Блуждаю в золотых потемках страсти,
Наутро выйду заспанная — «Здрасте!»,
Невероятно и непостижимо —
Любовь — тюрьма нестрого режима.
Мы видим, что здесь есть и музыка, и ирония. А в переводе на английский это звучало так: «Утром я выхожу на кухню и говорю тебе «Хелло!». Исчезает любовное напряжение.
После этого как–то расхотелось, чтобы меня переводили. Но нашелся переводчик, он же музыкант и композитор, и Пушкина переводил. Он перевел прозу Равиля Бухараева, моего мужа, замечательного поэта и прозаика, мыслителя, и включил туда несколько моих стихотворений. Он влюбился в мои стихи и сказал, что хочет их перевести.
Он перевел их так, что когда читает их, звенит все. Мы, русские поэты, стараемся тоже читать так, чтобы каждое слово звенело. Там слышна музыка, он даже сохранил ритмику и рифму, что самое удивительное.
Вообще в английских стихах рифма исчезла в начале ХХ века. Сейчас рифмовать здесь считается неприличным настоящим взрослым поэтам. Рифма осталась в детских стишках, рекламе и рок–музыке, которая полностью вытеснила поэзию.
И вдруг эту мою книга на английском выдвигают на четыре британских литературных премии! Дадут — не дадут, но говорят, что номинация — это уже факт биографии.
О белом медведе
— Здесь на обложке фото моего отца 50–х, потому что здесь есть цикл моих полярных стихов. Но английский издатель сделал еще удивительную вещь — выслала мои детские фото с родителями, думала, они сделают коллаж на обложке, а они поместили их в конце книги, как фотоальбом.
Вот мои родители в 50–е — посмотрите, как они одеты, причесаны, как выглядят. Голливуд! Мария, моя мама, хохлушка с хутора “Лысый”, стала дамой, и в Ялте уже сфотографирована с начальником Севморпути.
Попросили сделать подписи. Вот здесь — «Поэт Лидия Григорьева в возрасте 5 лет на шкуре белого медведя». Поскольку мы живем сейчас, а в 1950–е убийство белого медведя не считалось чем–то экстраординарным, издатель попросил меня указать, почему мой отец убил медведя.
А они просто на бреющем полете это сделали — были молоды, пережили войну и остались живы, у них было ружье. Так что пришлось мне написать: «Убил медведя, который угрожал его товарищам».
Подробности читайте в новом номере газеты «СЕГОДНЯ» 26 июля |