 Понятно, что план Шадурскиса — чисто политический, никаких профессиональных оснований для него нет. Если выпускники основной школы не знают латышского — как они будут учиться на нём в средней школе? А если знают — то зачем ломать более или менее хорошо работающую систему? Очень жаль, что такие профессионалы, как, например, Гунтарс Цатлакс (руководитель Центра содержания образования), вынуждены обслуживать политические амбиции Шадурскиса и подгонять методические обоснования под националистические предрассудки и политическую конъюнктуру.
«Националам» в предвыборный год выгодно спровоцировать очередное обострение — мобилизовать своих сторонников, а заодно и попытаться помочь «русским партиям» обрести второе дыхание и оттянуть голоса от «Согласия». «Единство» распадается, ему не до того. А «зелёных крестьян» такие вопросы никогда всерьёз не волновали.
Возможно ли остановить — или хотя бы смягчить реформу, как это произошло во время «школьной революции» 2003-2004 гг.?
У тогдашнего протестного движения во главе со Штабом защиты русских школ были три основные проблемы.
1. Приоритетом было не столько решение проблемы, сколько мобилизация сторонников и получение политических дивидендов. Тогда это сработало — рейтинги ЗаПЧЕЛ достигали более 12%, гораздо менее активно участвовавшее в протестах «Согласие» опустилось ниже 5%. Впрочем, ненадолго — уже в 2006 году ЗаПЧЕЛ едва преодолел 5% на выборах Сейма, а вскоре и вообще потерял представительство в парламенте и крупнейших самоуправлениях, сохранив лишь мандат в Европарламенте.
2. Урезание образования на русском языке было использовано для выдвижения требований по гораздо более широком кругу вопросов, для «консолидации русской общины». Помните создание ОКРОЛ — Объединенного конгресса русских общин Латвии, кальки с тогдашнего российского КРО? ОКРОЛ вскоре благополучно исчез, но успел отвлечь силы, ресурсы и внимание от проблем образования.
3. Очень скоро Штаб вместо поиска решения стал заниматься поиском «предателей» и в итоге быстро погряз в междоусобных сварах.
Все эти тенденции уже заметны и сегодня. Но — ситуация изменилась весьма существенно. Несмотря на все проблемы и разногласия, в то время движение против реформы имело массовую, почти единодушную поддержку. Сегодня ситуация иная. Почему? Это тема для отдельного анализа. Наверное, есть много причин.
Впрочем, одна очевидна. После Крыма и Донбасса лозунги защиты русского языка и вообще всё, связанное с «русским миром», звучит совершенно иначе. Как бы кто-то ни относился к украинской трагедии, привкус «крымнаша» неизбежно отпугивает — а такой привкус есть, хотя бы на уровне персоналий.
Просто говоря, мало кто в Латвии хочет, чтобы его защищали так, как русских в Донбассе.
Митинги и шествия — естественная и вроде бы логичная форма протеста, но неужели их организаторы действительно считают, что Шадурскис, поглядев через окно министерства на очередные плакаты с образцами «штабного юмора», усовестится и изменит свои намерения?
Вряд ли. Скорее наоборот — в латышской прессе эти манифестации будут представлены как выступления «против латышского языка», «проявления нелояльности» и в итоге только повысят поддержку реформ в латышском обществе.
А ведь единственный фактор, который может реально повлиять на правительство — это мнение избирателей-латышей. Отношение большей части латышей к этому вопросу скорее равнодушно-позитивное. Потому что их это впрямую не касается.
И вот тут есть ещё одно радикальное отличие по сравнению с 2004 годом. Тогда и правда реформа никак не затрагивала латышских школ. Сейчас это не так. Реформа меньшинственных школ идёт «в одном флаконе» с радикальной оптимизацией школьной сети, т.е., по сути, ликвидацией маленьких школ, в основном, естественно, латышских. И учителей для преподавания на латышском, видимо, предполагается брать из числа уволенных из-за закрытия этих школ.
Закрытие школы означает ликвидацию рабочих мест — с небольшой, но стабильной и «белой» зарплатой, причём без возможности найти другую работу. А также ликвидацию культурного и социального центра. Нет школы — не будет и посёлка, и очень скоро.
Реформа предполагает создание настоящей системы сегрегации. Сегодня те, кто говорят о сегрегации в образовании, просто не очень хорошо знакомы с правовыми терминами. Согласно Конвенции ЮНЕСКО о борьбе с дискриминацией в области образования, дискриминацией не считается:
«...создание или сохранение по мотивам религиозного или языкового характера раздельных систем образования или учебных заведений, дающих образование, соответствующее выбору родителей или законных опекунов учащихся, в тех случаях, когда включение в эти системы или поступление в эти заведения является добровольным…» (ст.2 пункт в)).
А вот в результате реформ Шадурскиса возникнет настоящая сегрегация — будут латышские школы для латышей и латышские школы для всех прочих.
Чтобы затушевать это, министр говорит о неких «предметах, отражающих этническую идентичность учащихся». Да, такие предметы есть в польских школах, в украинской, еврейской, эстонской, литовской — во многом благодаря поддержке с исторической родины (учителя, учебники, пособия, поездки). В школах с программами обучения русского меньшинства таких предметов, за редким исключением, нет. Поддержка со стороны России невозможна ни по практическим (школ слишком много), ни — что более существенно — по политическим причинам.
Какой может быть реакция прагматичных родителей, ставящих на первое место качество образования? Многие из них просто предпочтут отдать ребёнка в латышскую школу. А заботиться о его русском языке, знании русской литературы и т.п. придётся самим, без участия государства. Как уже во многом приходится самим заботиться о лечении или обеспечении на старость.
Борис Цилевич |